Я приехал в Россию восемнадцатилетним молодым человеком и впервые зарекомендовал себя исполнением фортепианного концерта Литольфа в университетских концертах(1👇).

При этом случилось так, что оркестр, состоявший преимущественно из любителей и только из малого числа настоящих артистов, не мог в силу каких-то обстоятельств принять участие и пришлось выступить с этим концертом без оркестра.
Мне удалось завоевать симпатии публики, и я сразу начал получать со всех сторон приглашения в качестве учителя музыки.

И. П. Чайковский пригласил меня давать урок его сыну Петру, воспитаннику Училища правоведения. С 1855 года по 1858 год наши занятия прерывались только в летние месяцы, причем ученик делал успехи, но не такие, чтобы пробудить во мне на его счет какие-нибудь особенные надежды. На вопрос Ильи Петровича, стоит ли его сыну посвятить себя окончательно музыкальной карьере, я отвечал отрицательно(2👇), во-первых, потому, что не видел в Петре Ильиче гениальности, которая обнаружилась впоследствии, а во-вторых, потому, что испытал на себе, как было тяжело в то время положение «музыканта» в России. На нас смотрели в обществе свысока, не удостаивая равенства отношений, к тому же серьезной оценки и понимания [музыкального исполнительства] не было никакого.

С теорией музыки он тогда едва ли был еще знаком, но когда мне случалось показывать ему мои сочинения, он несколько раз давал мне советы по части гармонии, которые большей частью были дельны. В течение некоторого времени, по моей рекомендации, Петр Ильич брал уроки теории музыки у моего брата Августа, ныне умершего. Сколько времени это продолжалось, сказать не могу, но, во всяком случае, не долее одного сезона. Почему эти занятия прекратились — тоже не помню(3👇).

Уроки я давал раз в неделю, по воскресеньям. В виртуозном отношении за три года моих занятий успехи были не особенно значительны, вероятно, потому, что Чайковскому некогда было нужным образом упражняться. Очень часто мы кончали урок игрою в четыре руки, после [чего] я оставался завтракать в семействе Чайковских (причем помню большое общество барышень)(4👇), и затем мы вместе шли в университетские концерты, которые были тогда единственным убежищем для любителей музыки. Как низок был уровень музыкальных потребностей в то время, видно из того, что эти лучшие симфонические концерты совершались без репетиций(5👇).

В 1858 году, вследствие изменившихся обстоятельств, отец Чайковского не в состоянии был платить мне за уроки, и я совсем потерял из виду моего ученика, о котором всегда хранил самое светлое и хорошее воспоминание как об очаровательнейшем человеке, в котором никак не предвидел будущего знаменитого композитора.

Встретились мы снова только тогда, когда он был уже известным композитором.

П. И. Чайковский высоко оценил свои занятия с Кюндингером в краткой автобиографической записке, написанной для своего французского издателя Ф. Маккара: «.. .я пробыл в [Училище правоведения] 9 лет, не занимаясь серьезно музыкой, хотя в конце этого периода мой отец устроил мне уроки с одним превосходным пианистом, жившим в Петербурге, г-ном Рудольфом Кюндингером.
Этому выдающемуся артисту я обязан тем, что понял, что мое подлинное призвание — музыка; это он сблизил меня с классиками и открыл мне новые горизонты моего искусства».